Кушнерук Леонид Саввич

Письмо Леонида Саввича Кушнерука

Выпускник 1937 г. 2-й железнодорожной школы г. Челябинска (ныне школа № 53 имени 96-й танковой бригады Челябинского комсомола. Позднее учился в Свердловском индустриальном институте, а с началом войны направлен в пехотное училище. С 1942 г. лейтенант Кушнерук на Западном фронте. Погиб в боях на Курской дуге 5 августа 1943 г.

Одно из писем, написанных его однокласснице и любимой девушке – Ирине Носковой, которая в годы войны работала воспитателем и педагогом в детском санатории «Кисегач».

«Здравствуй, Иринка!        

… Теперь в отношении того, что ты рассказываешь своим питомцам сказки. Их надо рассказывать взрослым, а не ребятишкам. Им сейчас нужно рассказывать быль. В отношении чего я и хочу поведать быль, которую услышал от 9-летнего мальчика Пети, рассказавшего мне эту историю. К сожалению, дело было в госпитале и фамилию его я запомнил. Но я хорошо запомнил выражение его лица. О… как много говорило это выражение, которое побудило меня наать расспросы мальчика. Вот что рассказал мне Петя…                                                                                                                                                                                                                                        

«…Папки у меня нет. Немцы расстреляли его ещё в 1941 г., как только пришли в нашу деревню. Меня тогда же толстый немец крепко побил за то, что я не сказал, где моя сестренка Нюра. Она у нас была старшая, работала с мамкой на молочной ферме до прихода немцев.     

Когда немцы подошли близко к нашей деревне, Нюра со своими подругами и мужчинами ушла в лес к партизанам. А мне сказала: «Петька, ты остаёшься за старшего, смотри за Колькой и Галей (это мои младшие братишка с сестренкой). Да мамке помогай, ей самой не справится. Будут немцы спрашивать, где я, нипочем не говори». Вот и остались мы вчетвером. Я. Колька с Галочкой и мамка. Когда Нюра уходила, она нам не сказала, что папку нашего, механика МТС, еще ночью расстреляли немцы за то, что он не сказал, куда угнали колхозники трактора и автомашины. О том, что папку расстреляли, мы узнали только на следующий день. Об этом нам сказала наша соседка Марья Петровна. 

С этого дня начали хозяйничать в деревне. Они ловили кур, гонялись за поросятами… А когда им нужно было молоко или масла, приходили в дом, садились за стол и требовали: «Матка, дай молоко, мы не делай пук-пук». И направляли на мамку свои автоматы или наганы. Один даже выстрелил в потолок. Набрав всего, уходили восвояси. Но так продолжалось недолго.                                                                                                                                                                                                                                         

Черт знает от кого они узнали, что Нюра ушла к партизанам. Заявляются толстомордные черти однажды к нам и опять к мамке – «Рассказывай, где твой Нюрка». Мамка ответила, что Нюра уехала еще до начала войны в город и где она сейчас не знает. Немец в форме унтер-офицера закричал на мамку – «Врешь, твой Нюрка есть партизан!». Мамка им на это ничего не ответила. Немцы пошукали в доме, и дав нам с Колькой по загривку, хлопнув дверью, ушли. Поздно ночью за мамкой пришли солдаты и увели ее в комендатуру. Что они с ней делали, я не знаю, но на утро она едва вошла в дом, упала на пол и крепко заплакала. Под глазом у нее был большой синяк… Наступила зима. У нас не было дров, а немцы не давали ходить в лес. Они боялись, что мы будем ходить к партизанам… Было холодно в доме. 

В середине зимы к нам в дом поселили трех немцев. Двое их них были обер-ефрейторы и один ефрейтор. Они не давали нам слезать с полатей. Жарили целыми днями свинину, уток, яичницу, пили вино и казалось, что приготовленное улетало в какую-то прорву. Печь они раскаливали до того, что мы думали, еще немного и загорится дом. Так проходила зима, уже был конец февраля, когда однажды немцы всполошились, закричали – «партизаны!».     

А это действительно были партизаны того отряда, где была Нюра. Ох, как бегали немцы… Быстро очистили деревню и удрали бог весть куда. Немцы два дня не появлялись в деревне. В э то время к нам заходила Нюра, обещала меня взять партизаном, но не сбылось это…   

Немцы послали против партизан большой отряд. Через неделю привели в село семь партизан, с ними и нашу Нюру. Они устроили большую виселицу, согнали всех жителей деревни и повесили всех захваченных партизан. А нас после этого выгнали из дома. Нам пришлось поселиться в подвале около одного из соседских домов.                                                                                                                                                                                                                                                                                                 

Настал март. Немцы беспокойно начали ходить по деревне и говорить, что скоро здесь будет фронт, будут русские стрелять из пушек и пулеметов. И вот – это было ночью 14 марта. Немцы не на шутку засуетились. Недалеко, в другой деревне было слышно стрельбу и оттуда откуда ее было слышно – было и видно, что горят дома.               

Во второй половине ночи немцы согнали в один дом всех детей и стариков, а снаружи закрыли двери. Но я успел выскочить, по мне стреляли, но промазали. Колька хотел вылезти в окно чулана, но немец очередью прострелил ему голову. Дом, где были старики и дети немцы зажгли, а всех, кто из него пытался выбраться, расстреливали в упор. Там осталась и сгорела сестренка Галочка, ей было всего 5 лет…   

Нас оставшихся, выстроили перед обрывом за деревней и начали расстреливать из автоматов и пулеметов. Мамку убили сразу, а меня задели в руку, и я кубарем скатился вниз. Падая вниз, я попал в небольшую канавку. На меня падали убитые женщины и старики, которых еще не сожгли в доме.   

Окончив расстрел, немцы установили на обрыве пулемет и еще раз прошили длинными очередями трупы расстрелянных. Не знаю, как я уцелел, но, когда выбрался из-под тел наверх – уже всходило солнце и в деревню входили бойцы Красной Армии. Меня перевязали, и я пошел на пепелище сожженной деревни… Так я остался из всех один».                                                                                                                                                                                                                                                                          

На этом Петя закончил свой рассказ, посмотрел на меня своими не детскими глазами, тяжело вздохнул, и добавил «Эх, дяденька, дай закурить, а то тошно что-то делается». 

Вот, моя дорогая – это не выдумка, а почти дословно записанный рассказ. Ты не поверишь, как тяжело было смотреть на выражение лица и глаз этого 9-летнего мальчика. Мне никогда не забыть этих глаз, этого дикого… желания мести во время рассказа.                       

Вот она короткая быль, которую можешь рассказывать своим питомцам, а сказки можешь поберечь, они пригодятся после войны…             

Будь здорова и счастлива. Крепко обнимаю и целую.

Леонид. 28 июня 1943 г.»

События, о которых говорится в письме, связаны с освобождением в марте 1943 г. Вяземского района Смоленской области. В тех боях участвовал и Леонид.

Чуть более чем через месяц после этого письма, гвардии старший лейтенант Кушнерук Леонид Саввич, погиб в составе 84-й гвардейской Карачевской Краснознамённой ордена Суворова дивизии, в бою на Курской дуге 5 августа 1943 г. Похоронен в братской могиле в Орловской обл., Хотынецкий р-н, с. Ильинское.

Источник: От первого лица. Дневники, письма и воспоминания участников Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. – Челябинск, 2020. – С. 176-178.