Отделениям железнодорожного транспорта в годы Великой Отечественной войны был выделен статус отдельного военного подразделения. Именно в такое, казалось бы, на первый взгляд, обычное подразделение был назначен после окончания Рязанского училища Ромашов Дмитрий Иванович с присвоением звания младшего лейтенанта и назначением на должность командиром огневого взвода бронепоезда. В суровые военные годы мирные, гражданские железнодорожники были введены в подчинение воинскому уставу, носили форму, погоны и с гордостью говорили о себе, как о действующих солдатах Красной Армии.
В основном, в железнодорожном подразделении служили люди «бывалые», со стажем работы на путях сообщения, и нередко, военным.
Дмитрий Иванович родился 30 октября 1922 года в селе Огневское Каслинского района.
Ромашов Дмитрий Иванович так вспоминает свое назначение: «Я во взводе оказался один двадцатилетним, всем остальным было за тридцать. Наш бронепоезд, построенный в локомотивном депо Челябинска, по праву называли крепостью на колесах. Сам паровоз прикрывала магнитогорская броня толщиною в 45 мм. На тендере паровоза стоял крупнокалиберный зенитный пулемет. Две бронеплощадки (спецвагоны) шли впереди и две сзади паровоза. На каждой из них под вращающимися башнями находились 76-миллиметровые артиллерийские орудия и спаренные пулеметы. За бронеплощадками шли платформы с бронированными бортами и открытым верхом. На передней из них размещались две зенитные пушки и пулеметы, на последней - две реактивные установки - «Катюши». Впереди и сзади бронепоезда шли вспомогательные платформы, на них размещались запасные рельсы, шпалы, инструмент, а также запас зарядов для подрыва мостов и переходов»...
Никто тогда и не мог предположить, что именно наши, челябинские, бронепоезда в дальнейшем сыграют не последнюю роль во время одной из самых продолжительных и кровопролитных боев – Сталинградской битвы. Служба на железной дороге была далеко не из легких. Казалось бы, огромный бронированный «танк» сам по себе производит спокойное, уравновешенное чувство защищенности. Но, увы...
«Работали мы только ночью. Неожиданно для врага наносили удары по заданным целям и уходили в укрытие. Однажды рано утром в районе Сталинграда немец нас обнаружил. На бронепоезд, как воронье, налетели два десятка самолетов с белыми крестами на крыльях. Заработали наши зенитчики. Вражеские бомбы стали рваться слева, справа. Казалось, что вот сейчас наступит конец. Все почернело вокруг от дыма и поднятой вверх земли. Видимость стала нулевой. Это и спасло нас. Когда дым и гарь рассеялись, самолетов в небе уже не было. В этот день товарищи приняли меня в члены ВКП(б). В дальнейших боях я участвовал уже коммунистом, преодолевая невероятные трудности фронтовых дорог. Зимой в бронепоезде царил злой мороз, летом - нестерпимая жара. Но мы исправно несли службу»...
Но самое тяжелое было еще впереди. Наступал тяжелейший для советской армии год, 1944. Год предзнаменований Великой Победы и от этого ощущения враг становился еще более изощренным и озлобленным. Многих не стало за год-полгода – месяц – день до 9 мая 1945 года, многие умирали уже после....10, 11, 12 мая того же, Победного 1945...
Не обошли беды и нашего героя:
«...В марте 1944 года развернулись тяжелые бои в районе Гомеля на реке Березине. От державшего там оборону стрелкового полка оставалось несколько десятков бойцов. На помощь им подтянули наш бронепоезд.
Мы остановились в трех километрах от Березины и приготовились для ведения огня с закрытых позиций. Я с отделением разведчиков покинул бронепоезд и выдвинулся на запасной командный пункт стрелкового полка, чтобы определить дальность, уровень и другие исходные данные для стрельбы. Шел густой снег. Видимости никакой. Но к утру снегопад прекратился и стал хорошо просматриваться противоположный берег Березины, занятый врагом. Через стереотрубу были видны вражеские траншеи и большое количество гитлеровцев. Вскоре у гитлеровцев появилось сразу пять полевых кухонь, вокруг них с котелками толпились солдаты. Я по рации передал на бронепоезд исходные данные. Бронепоезд дал только два залпа. Позиция врага покрылась разрывами снарядов и сполохами огня. Когда дым и гарь рассеялись, поле, только что сиявшее белизной свежевыпавшего снега, стало черным, похожим на только что вспаханную пашню. А на поле труп на трупе валялись оккупанты.
Выглянуло солнышко. Вероятно, противник засек блик от нашей стереотрубы и, не жалея снарядов, нанес ответный удар по наблюдательному пункту. В результате чего половина моего отделения разведчиков погибла. Я же полдня пролежал в снегу раненым, пока не вытащили меня из-под огня санитары. В госпитале врачи насчитали во мне восемь осколков, два удалили, а шесть решили не трогать, так я и живу с ними...».
Представьте, вся жизнь, пронизанная историей своей страны, пронизана... во всех смыслах... и в физическом в том числе. Проходят годы, летят десятилетия, а маленькие шрамы и несколько уплотнений – осколков под кожей навсегда засели в сердце и пронизали душу болью...за Отечество, за ребят-однополчан... за себя...
После ранения Дмитрия Ивановича комиссовали. Хотя, еще неизвестно, что тогда было лучше – поле боя или служба в НКВД, на которую Ромашова и определили. Служба бывает разная, кто-то, кому повезло больше, война отпускает после демобилизации и многочисленных госпиталей... война просто остается в прошлом, напоминая о себе фотографиями, болью утрат и ранений. Кто-то, кому повезло меньше, война держит до последнего, не отпускает и голубит на своей холодно-мертвой груди... Ромашова Дмитрия Ивановича, как ни прискорбно, война полюбила и от себя отпускать не хотела. Судьба навсегда связала его с военной профессией. Он оказался по распределению вначале в Коркино, затем в Копейске, где служил заместителем начальника лагерей военнопленных и интернированных лиц.
«Так я попал на строительство Челябинского металлургического завода и принял должность заместителя начальника лагеря военнопленных немцев по режиму и охране. Военнопленные жили в бараках, спали на двухъярусных нарах, на работу ходили строем, их офицеры, согласно международной конвенции, к физическому труду не привлекались. Все военнопленные ежемесячно проходили медосмотр. Дистрофики переводились на легкую работу и откармливались усиленным питанием. Питание военнопленных было организовано по международным нормам. Мы - офицеры - ребенку не могли конфетку достать, а военнопленным и жиры, и сахар полагался. В то время в ходу были плакаты с изображением женщины-матери с надписью: «Убей немца!» А у нас в лагере действовала строгая директива: «Немца пальцем не тронь!». А это воспринималось непросто, когда в тебе шесть осколков сидело. Среди военнопленных были и эсэсовцы, и гестаповцы, которые пытали и расстреливали советских людей. Внутренняя служба проводила работу по выявлению подобных преступников. В лагере бывали случаи смерти, а мы ни транспорта, ни материалов, ничего не имели. Укладывали усопшего на телегу, увозили на кладбище и просто так хоронили...».
В то время, когда наши солдаты умирали от голода в немецких концлагерях, «наши» пленные имели «стабильную» пищу и работу. Каково было бывшим рядовым сейчас, в тылу, смотреть на отъедающиеся русскими харчами немцев, которые раньше убивали, грабили и разоряли русскую землю... Врагу не пожелаешь такой участи-службы.
После ликвидации лагерей военнопленных Дмитрий Иванович Ромашов служил в УВД Челябинской области.
Был награжден орденом Отечественной войны I степени (1985 год); орденом Красной Звезды (1947 год), о нем опубликована статья Льва Попова «Фронтовик уральской закалки» в газете «Танкоград», 2008, № 11.
Насибулина Анна, ученица 11 класса МБОУ СОШ № 150.
Источник: Фронтовиков знаем, помним. Истории жизни: сборник / Сост. С. И. Переяславская, И. Н. Братушкина, А. А. Бочкарев. – Челябинск: ЗАО «Челябинская межрайонная типография», 2012. – С. 63-66.